Чалидзе 2

ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ

Воля

Речь в этой книге — о человеческих иерархиях и их роли в жизни человека и общества. Возникает сразу вопрос: иерархиях чего, иерархиях по какому признаку. Из обсуждений моих будет видно, что признаков этих очень много, люди способны создавать иерархические структуры или признавать существование таких структур в зависимости от обладания разнообразными качествами или комбинациями качеств. Каждый может заметить, что обладание редкой вещью или изрядной силой, наличие солидного счета в банке или красивая жена влияют на то, как окружающие воспринимают человека, влияют на положение этого человека в обществе. (Само понятие положения в обществе — это уже признание наличия иерархии.)

Многообразие иерархических признаков характеризуется интересными свойствами. Это — признаки упорядочения множества, т.е. для того чтобы быть иерархическим признаком, качество должно быть значимо для элементов этого множества, т.е. в данном случае для людей сообщества. В теории чисел можно строить множества чисел, упорядоченные по разным признакам, но количество чернил, потребное для написания разных чисел будет, очевидно, признаком нерелевантным, не значимым для построения иерархии чисел, по крайней мере в пределах, очерченных интересами самой теории чисел. Точно так же значимость тех или иных качеств среди людей не абсолютна и зависит от жизненных условий и общественных соглашений. Так, для большинства сообществ людей обладание не слишком редкой морской раковиной не будет иерархически значимым, но ситуация может быть иной, если такие раковины используются в данном сообществе в качестве обменной ценности.

Важно также, чтобы качество было присуще элементам множества в разной мере. То, что есть у всех в одинаковой мере, не может служить упорядочению, как, например, невозможно построить иерархию людей по признаку наличия головы. Между тем, если в сообществе считается позорной казнь через отсечение головы, то в иерархии трупов наличие неотсеченной головы будет значимым качеством.

Поскольку речь идет об упорядочении множества, иерархический признак, вообще говоря, должен быть значим, по крайней мере, для двух человек, хотя возможен случай вырожденной иерархии, когда человек сам придумывает для себя иерархические признаки и сам стремится к обладанию ими, независимо от того, признаны ли эти признаки сообществом.

Конструирование новых иерархических признаков, не только в вырожденной, но и в обычных иерархиях — весьма распространено и, вообще говоря, связано с поиском людьми новых ценностей и новых путей поведения.

Таким образом, иерархические признаки в современном человеческом обществе характеризуются по меньшей мере следующим:

многообразием,

значимостью для некоторого числа людей,

присутствием признака у разных людей, вообще говоря, в разной мере,

возможностью конструирования новых признаков.

*

При этом многообразии и возможности конструирования новых признаков разумно пытаться предложить какую-то классификацию, чтобы иметь возможность оценивать значимость возможных иерархических признаков, а также значимость создаваемых по этим признакам иерархий. Можно изучать признаки по их роли в разных сообществах. Например, можно составить длинный список наблюдаемых иерархических признаков, подсчитать их распространенность и установить, скажем, методом опроса, значимость разных признаков в разных сообществах. Этим путем, я думаю, и пошли бы традиционные социологи, если бы они заинтересовались изучением присущего человеческому обществу неравенства. (В отношении некоторых признаков, традиционная социология так и поступает, изучая, например, имущественное неравенство. Но я не вижу понимания важности изучения всего многообразия иерархических признаков в обществе, а также изучения того, как само общество принимает иерархические решения, а вовсе не обязательно «высшие классы», которые по мнению многих ученых ответственны за установление неравенства в обществе.)

Но можно выбрать иной путь: вернуться к истокам иерархических различий в обществе и посмотреть, каким было неравенство изначально, как и почему люди делали неравенство более разнообразным, как они умножали иерархические признаки. Тогда увидим, что неравенство и отбор по определенным признакам были характерны еще для предков человека, увидим, что именно варварская и жестокая иерархическая борьба привела к рождению цивилизации, а затем и к гуманизации этой цивилизации в некоторых сообществах, увидим, что доброта и мягкость нравов тех, кто сегодня отрицает роль жестокой борьбы в обществе, порождена самой этой борьбой.

Как далеко надо вернуться назад нашим мысленным взором, чтобы увидеть начало различий, начало иерархий? Можно наблюдать поведение обезьян или любых стадных млекопитающих, а можно говорить и о чертах поведения, предшествовавших стадному. В любом случае увидим, что дарвиновский отбор по способности к выживанию играл существенную роль. Но способность к выживанию — это интегральная характеристика, зависящая не только от поведения особи, но и от свойств, непосредственно с поведением не связанных, например, от способности приспособиться к изменениям климата. Если отвлечься от таких неповеденческих характеристик, то можно характеризовать особь объемом воли, именно физической силой, готовностью эту силу применять и умением эту силу применять, а также врожденным или приобретенным знанием того, в каких случаях эту силу применять. Как видим, объем воли — это уже интегральная характеристика, так что нельзя сказать, что я предлагаю единственный первичный признак, характеризующий построение первых иерархий в сообществах животных+ . Но единственного первичного признака, по-видимому, и не было. Сила несомненно важна в соперничестве, но сочетание силы и медлительности может быть проигрышным, равно как и сочетание силы с другими невыгодными качествами.

+ Как будет видно из дальнейшего, в понятие объема воли я включил не только саму волю и активность ее проявления, но и информационный суррогат воли — знание того, когда и как ее проявлять. В этом смысле мой первичный иерархический признак является интегральным.

Я, пожалуй, был бы в затруднении, если бы пытался найти универсальный язык для описания иерархий и пытался построить единственно правильную концепцию. Но я размышляю над предметом в духе многовариантности представления явлений. Я выбираю свой язык, не сомневаясь, что возможно представление тех же мыслей другим языком, при этом неочевидно, что один язык будет лучше другого. Я не пытаюсь дать здесь новый вариант психологии, мне просто нужна модель поведения человека, сформулированная в терминах моего языка, ибо этот язык удобен для описания общественных явлений.

Автоматизм воли

Любые проявления человека, контролируемые его мозгом, я называю проявлением его воли. Я не могу дать короткое определение. Если угодно, эта книга — попытка определения воли человека, и ее роли в обществе. Говоря о воле предков человека я связал ее определение с физической силой и свойствами применения этой силы. По мере усложнения поведения человека усложнялись и проявления воли, так что теперь об объеме воле уже нельзя судить лишь по способности к применению силы. Именно это многообразие проявлений я и обсуждаю здесь. Важно отметить отличие моего понимания воли от того, что принято в бытовом словоупотреблении. Выражения «сила воли» и «волевой» обычно характеризуют свойства сознательной воли, которая обсуждается ниже. Между тем в таких выражениях, как «воля к власти», «воля к свободе» смысл слова «воля» близок к моему, ибо эти выражения имеют в виду необязательно осознанные мотивы того, на достижение чего направлена воля. Физиологическая природа воли и способы ее генерации не занимают меня в этой книге: мыслимы любые гипотезы об этом.

Принцип локальности воли. Похоже, что воля — это именно то, что позволяет человеку ощущать тело как свое собственное. Действительно, например, в комфортной ситуации (при отсутствии внешних раздражителей), расслабив мышцы руки, можно ощутить состояние, когда рука как бы отсутствует. Лишь проявляя волю посредством руки, направляя волю в мышцы руки, человек ощущает руку как принадлежащую ему, как часть или проявление «я». Именно такой или подобный ему эксперимент, быть может, породил известную концепцию дуализма духа и тела, если только эта концепция родилась после того, как сознательная воля научилась вполне контролировать движения частей тела.

Однако отделить часть тела от воли возможно, как правило, не всегда: ряд проявлений воли обычно автономен от наших возможностей сознательного отключения, скажем, возбуждение воли ощущать тепло или звуки, проявления воли автономных органов (сердца, гениталий и т.п.). Констатация этой автономности, по-видимому, не обусловлена ни научными познаниями, ни наличием развитого сознания. Я склонен считать, что самопознание на таком уровне доступно многим животным. Это наблюдение автономности воли частей организма привело наших предков к принципу локальности воли: любому органу (руководимому сознанием или нет) приписывалась своя воля, что допускало установление с этими локальными волями отношений, подобных отношениям с волями вне собственного организма (подчинение, возбуждение внимания и оценка, страх и др.). Очевидно, что для большинства локальных воль организма такое восприятие возможно лишь при отсутствии или несовершенстве сознательного регулирования потоков воли. Я буду обсуждать это подробнее, когда речь пойдет о модели примитивного сознания.

Автоматизмы и инстинкты. Эта легко диагностируемая автономность пространственно разделенных воль организма не исчерпывает автономности волепроявлений нашего «я». Известно много типов независимых от сознания проявлений человека: инстинкт, навык, условный и безусловный рефлекс, реакция и т.п. Я говорю обо всем этом как об автоматизмах воли или инстинктах; меня интересует здесь лишь факт независимости от сознания, а не биологический и эволюционный уровень механизмов, ответственных за эти проявления. При этом автоматизм означает любые независимые от сознания проявления, включая приобретенные обучением, а инстинкт — лишь генетически запрограмированные.

Говоря о человеке, лучше употреблять термин «автоматизм», ибо воспитание и подражание дополняет природой данные инстинкты большим количеством программ, которым мозг следует, подобно тому, как он следует инстинктам. Тут важно то, что мозг следует этим программам независимо от сознательной воли, когда она не вмешивается специально.

Характер. В простейшем случае можно считать, что индивидуум, обладая некоторым (пополняемым) запасом воли, проявляет, ее по путям, определенным природой (удовлетворяет инстинкты) во взаимодействии со средой и другими волями, обеспечивая устойчивое состояние организма (гомеостаз) и участвуя в обеспечении устойчивого состояния и развития популяции. При этом различные автоматизмы требуют различной активности волепроявлений, причем по-разному у каждого индивидуума. Можно говорить о характере индивидуума, т.е о значимости автоматизмов в индивидуальном комплексе, имея в виду как врожденное распределение активности проявления воли по разным путям, так и изменения в этом распределении в результате обучения. Таким образом, характер — это набор чисел, показывающих относительную значимость каждого автоматизма, если угодно, показывающих предписанные природой и, отчасти, воспитанием пропорции расхода воли по разным путям волепроявления.

Среда предъявляет свои требования к активности волепроявлений по разным путям, так что можно говорить об оптимальности соответствия характера условиям среды. Это — важный фактор выживания, ибо склонность проявлять волю по какой-то одной группе путей может, естественно, привести к недостаточной активности в проявлениях по тем путям, по которым в данный момент, в данных условиях волю следует проявить для того, чтобы выжить.

Проявление автоматизмов характеризуется возбуждением, объемом проявленной воли и удовлетворением. Начиная с возбуждения, весь процесс удовлетворения автоматизма, необязательно успешный, составляет элемент или элементы поведения; в простейшем случае удовлетворение является целью поведения, но возможны и более сложные комбинации, например, когда целью поведения является лишь возбуждение или промежуточные стадии на пути к удовлетворению.

Взаимодействие автоматизмов. Следует помнить, что возбуждение внешними факторами не исчерпывает причин волепроявлений: индивидуум обладает инстинктом проявления воли. Это значит, что при отсутствии внешних раздражителей воля будет проявляться благодаря внутренним возбуждающим факторам, в частности, направляться на поиск внешних возбуждающих факторов. Если возбуждающих факторов или возможностей недостаточно для удовлетворения автоматизма в характерной для индивидуума пропорции затрат воли, наблюдается взаимодействие автоматизмов: замещение, при котором возбуждение и удовлетворение одного автоматизма устраняет волю к поиску и удовлетворению другого; сопряжение, при котором возбуждение различных автоматизмов усиливают друг друга (возмещая неполноценность возбуждений или затрат воли на удовлетворение отдельных автоматизмов). Такое взаимодействие и последовательное сопряжение, когда удовлетворение или возбуждение одного автоматизма обусловливает возбуждение другого,— часто также автоматично и допускает усложнения вплоть до комплексных сопряжений и замещений первичных автоматизмов. Такое взаимодействие является также реакцией индивидуума на усложнение воздействия среды или результатом неадекватности пропорций значимости автоматизмов индивидуума (характера) условиям среды.

Сознательная воля. Способность индивидуума осознанно воздействовать на проявление и взаимодействие автоматизмов так, что становится в принципе возможной неоднозначная реакция на возбуждающие факторы, я называю проявлением сознательной воли. (Как я уже говорил, именно в смысле сознательной воли термин «воля» чаще применяется в быту.)

Конечно, неоднозначность лишь предполагается. По-видимому, нет критериев для ее установления и, по-видимому, невозможно путем рассуждений или на основе экспериментов прийти к выводу о предпочтительности концепции предопределенности (божественной или, скажем, классического детерминизма) или концепции свободы воли. Для ощущения неоднозначности реакции и свободы воли индивидууму достаточно полагать, что он мог бы лишь по «собственной» инициативе поступить иначе. При этом меня не интересует локализация физиологического или психического механизма, обуславливающего такую неоднозначность реакции.

Способность к неоднозначной реакции не следует связывать лишь осознанной способностью к этому. По-видимому, следует учитывать возможность того, что мозг способен к неоднозначным реакциям, т.е. к творческой деятельности независимо от наличия сознания.

Вмешательство сознательной воли обеспечивает возможность поиска возбуждающих факторов и конструирования комплексов сопряжений и замещений автоматизмов. «Данный природой» комплекс путей проявления воли дополняется новыми, конструируемыми индивидуумом.

Для иллюстрации используемой терминологии замечу, что при проявлении воли, удовлетворяющем автоматизмы, о состоянии индивидуума и об удовлетворенном состоянии говорят как об удовольствии, наслаждении, удовлетворении. Невозможность проявления воли при возбуждении автоматизмов означает страдание, огорчение, удрученное состояние. Эти состояния можно рассматривать как результат действия обратной связи мозга с его проявлениями. Нетрудно видеть, что описываемая модель достаточно традиционна. В других терминах можно говорить об инстинктах, как о врожденных программах поведения, причем для существ, вовсе не способных к обучению, этим дело и ограничится. При этом я утверждаю, что начиная с какого-то этапа эволюции каждая программа, т.е. каждый путь проявления воли приблизительно характеризуется врожденным весом, определяющим, какую часть общего объема воли следует расходовать по данному пути, т.е. особи имеют разный характер. Это важный момент. Благодаря различию предписанного расхода воли по разным путям проявления, существа, наделенные одинаковым набором программ, отличаются друг от друга, и это увеличивает выживаемость вида, т.к. изменение условий среды может требовать разного расхода воли по тем или иным путям проявления воли.

Можно назвать этот уровень эволюции поведения начальным, имея в виду отсутствие способности к обучению, т.е. способности конструировать новые программы. При этом неважно, сколько врожденных программ имеет существо, так что теоретически можно представить себе весьма сложные типы поведения на этом начальном уровне эволюции поведения.

Отмечу три важных стадии возможного развития этого начального уровня. 1. Наличие только пакета программ без определенных весов активности проявления воли. 2. Наличие у каждой особи характера, т.е. набора весов активности проявлений воли по разным программам. 3. Наличие инстинкта проявления воли, что означает некоторую независимость поведения от наличия внешних стимулов, т.е. способность к поиску этих стимулов. Это теоретически сконструированные уровни, я не знаю, можно ли их выделить среди живущих существ. Не знаю также, предшествует ли эволюционно второй уровень третьему, ибо можно себе представить одновременное появление этих свойств.

На следующих этапах эволюции сложности поведения наблюдается способность к обучению, причем в простейшем случае это может быть лишь пополнение пакета первичных программ, а затем создание комбинаций из существующих программ, т.е. способность к сопряжению и замещению автоматизмов. С развитием способности к обучению наблюдается составление принципиально новых программ поведения, причем следует различать способность к восприятию обучения извне и способность к самообучению. Можно продолжить этот список уровней эволюции поведения, представляя себе существа, наделенные способностью создавать программы по составлению новых программ, а затем программы по составлению программ по составлению программ и т.д. Мы, однако, не знаем, на каком уровне остановиться. Теоретически этот процесс не связан с наличием сознания. Сознание лишь дает нам некоторую возможность наблюдать, что делает мозг, но сознание само по себе не обязательно ответственно за уровень программного обеспечения мозга. Впрочем, здесь следует оговориться, что это утверждение скорее основано на вере, на изначальной моей концепции о том, что сознание играет гораздо меньшую роль в поведении человека, чем это принято считать.